Page 251 - Умственное_и_нравственное_развитие_детей_от_первого_проявления_сознания_до_школьного_возраста_RemovePdfPages

— 235 —

все, что ей не нравилось и что могло ее]огорчить. По нервности, живости и
дѣтской забывчивости, они шалили, проказничали и иногда дѣлали дурное.
Но лишь только проступокъ былъ совершенъ, прежде чѣмъ мать успѣвала
высказать о немъ свое мнѣніе, даже если ея не было въ той комнатѣ, ре­
бенокъ уже не могъ продолжать никакой игры; онъ бѣжалъ къ матери и
старался какъ­нибудь спрятать свое личико у нея на колѣняхъ. Мать при­
подымаетъ лицо и сейчасъ догадывается, что онъ что нибудь напроказилъ.
— Ну, что ты натворилъ?—говорила Лярская, улыбаясь.
— Да вотъ няня кроила, и мнѣ захотѣлось; она ушла, я и разрѣзалъ
свои новыя штанишки. — Ребенокъ горько плакалъ, мать молчала. — Мама,
значить у меня не будетъ новыхъ штанишекъ?
— Нѣтъ, голубчикъ, я постараюсь достать денегъ; твои ужъ совсѣмъ
разорвались, носить уже больше невозможно.
— Откуда же ты достанешь?
— Дольше поработаю.
— Мама, пусть я буду ходить въ драныхъ; я не могу этого видѣть:
какъ проснусь ночью, гляжу —всѣ спятъ, а ты сидишь и одна не спишь...
Мама, ты меня не любишь? Ты меня не будешь любить?
— Что ты, голубчикъ? Все также буду любить: будешь умнѣе, поймешь,
что и выработать не всегда можно; тогда не станешь рѣзать!..
Ребенку при этомъ обыкновенно было совѣстно даже поднять голову
съ колѣнъ, и Лярская могла вывести его изъ этого положенія только обра­
тивъ вниманіе на какой­нибудь посторонній предмета; она по опыту знала,
что такого урока было достаточно: когда дурной поступокъ повторялся, что
было весьма рѣдко, Лярская все­таки не наказывала ребенка. Это ее сильно
смущало, и она не скрывала передъ дѣтьми своего огорченія. Съ тѣмъ изъ
иихъ, кто такъ провинился, она дѣлалась сдержаннѣе, холоднѣй, и это
страшно мучило ребенка. Ребенокъ ничего не лишался: ни пищи, ни удо­
вольствія; мать, какъ и прежде, говорила съ ними, объясняла, что онъ спра­
шивалъ, но по выраженію лица, по нѣкоторой сухости тона онъ уже зналъ,
что мать имъ недовольна и помнилъ свою вину.
— Мама, не сердись на меня больше,—говорилъ однажды Саша послѣ
небольшой размолвки съ матерью; мальчикъ былъ уже въ кровати и всѣ ду­
мали, что онъ спалъ. Лярская подошла и поцѣловала его; но онъ быстро
повернулся на другую сторону и зарыдалъ. •
— Отчего же ты плачешь теперь? спросила его мать.
— Ты еще не забыла, я это вижу; ты меня всегда такъ крѣпко цѣ­
луешь, а теперь такъ чуть­чуть... На другой день послѣ такихъ событій
ребенокъ особенно засматривалъ въ глаза матери, всѣми средствами стараясь
ее заставить забыть его проступокъ. Каждый изъ нихъ зналъ, что братъ, ня­
ня,—нѣтъ, нѣтъ да и вспомнятъ, пристыдятъ при случаѣ за прошедшее,
хотя и обѣщали простить, но ужъ если мать скажетъ: „ну, полно, помиримся",
да еще крѣпко поцѣлуетъ, значить все забыто, какъ бы и не было сдѣлано
той или другой глупости. Лярская находила и комичными, и вредными такія
наказанія, какъ, напр. ставить въ уголъ носомъ въ стѣну, или для разнообразія,
обращая лицомъ къ публикѣ, ставить на колѣни, дѣвочекъ въ наказаніе
заставлять вязать чулки, мальчиковъ переписывать съ нѣмецкихъ прописей,
и т. п. На наказанія подъ названіемъ естественныхъ она смотрѣла съ такимъ
же отвращеніемъ, какъ и на розги, какъ и на всѣ другія тѣлесныя и нрав­
ственныя истязанія.