Page 382 - Умственное_и_нравственное_развитие_детей_от_первого_проявления_сознания_до_школьного_возраста_RemovePdfPages
P. 382
— 366 —
пали даромъ, и дѣти изъ грубыхъ бродягъ стали добрыми и сострадатель
ными.
Такъ трудился этотъ человѣкъ всю свою жизнь, до самой смерти. —Не
правда ли, дѣти, для такого человѣка, вы можете потрудиться и поставить
изъ вашихъ кубиковъ хорошенькій памятникъ?
Въ другой разъ по поводу памятника (№ 3, таб. VII) можно разска
зать:
„Теперь мы сдѣлаемъ памятникъ Фребелю, человѣку, который выдумалъ
всѣ эти игрушки.
Вы и понятія не имѣете, дѣти, какъ намъ бывало скучно въ дѣтствѣ,
особенно въ зимнее время. Пріобрѣтать много игрушекъ — дорого, да и не
всегда возможно для тѣхъ, кто жилъ въ деревняхъ, далеко отъ города и
игрушечныхъ магазиновъ. Моя мама хорошо знала, какая скука ждетъ насъ,
дѣтишекъ, зимою, и, чтобы никому не было ни обидно, ни завидно, покупала
каждому изъ насъ по большой куклѣ и по колодѣ картъ. Въ первые дни мы
были очень рады подаркамъ: играла между собою въ куклы, ѣздили съ ними
другъ къ другу въ гости, строили изъ картъ домики. Но все это въ не
сколько вечеровъ надоѣдало и приносило множество непріятностей. На
чнемъ строить изъ картъ, пройдется кто нибудь по комнатѣ,—легкій толчекъ,
даже сквозной вѣтеръ,—и вся работа пропала. Къ тому же мы рвали карты
пополамъ, чтобы постройки выходили болѣе разнообразными, — онѣ скоро
портились, да и отъ частаго употребленія трепались и не годились для
занятій. А кукла, — она мучила гораздо больше! Послѣ двухъ, трехъ игръ
съ нею, мнѣ смертельно хотѣлось узнать, что у нея было внутри головы.
Разбить ее, — но у мамы нѣтъ денегъ купить мнѣ другую, да и какъ
же я на всю зиму останусь безъ игрушки? Что я тогда буду дѣлать? Съ
какой завистью придется мнѣ смотрѣть на братьевъ и сестеръ, у которыхъ
уцѣлѣетъ хотя одна игрушка. „Однако, что же у нея въ головѣ?" всетаки
мучилась я... „Отчего мастера не дѣлаютъ головки кукламъ такъ, чтобы
можно было ихъ разобрать, посмотрѣть немножко и опять сложить, какъ ни
въ чемъ не бывало? Этакая досада, хотя бы ужъ маленькое отверстіето сдѣ
лали у нея въ головѣ! Ну, да я сама его продѣлаю, рѣшила я, и, недолго
раздумывая, запустила нянину вязальную иголку въ голову куклы. Но пред
ставьте мою досаду: какъ я ни вглядывалась послѣ этого въ дырочку, — ни
чего не было видно, между тѣмъ кусокъ черной бумаги, который обозначалъ
у куклы волосы, теперь свалился, и она была обезображена. „Ничего"... утѣ
шала я себя, хотя у самой выступали слезы, при одной мысли, что братья
могутъ застать ее въ такомъ видѣ и подымутъ меня на смѣхъ: „я повяжу
ей косыночку,—она еще красивѣй будетъ!" На другой день однако тайна
была открыта, и въ моемъ отсутствіи братья развязали голову куколки и со
всѣхъ сторонъ встрѣтили меня хохотомъ и криками. „Твоя кукла ранена, съ
кѣмъ она воевала? Говори!., говори!,." Мнѣ конечно все равно было, меня
ли срамили, или куколку, и потому мнѣ стало очень грустно: я сѣла съ ней
въ углу и стала горько плакать. Черезъ минуту ко мнѣ подошла маленькая
сестра. „Маша, милая, не плачь, лучше пойдемъ къ большому окну и по
смотримъ въ дырочку, которая у нея пробита, что у нея тамъ внутри... мнѣ
такъ это хочется знать.. И мы будемъ это только вдвоемъ знать,—а за то,
что они надъ тобой смѣются, мы не скажемъ имъ того, что узнаемъ!.." —
„Да вѣдь я ужъ смотрѣла, ничего не видать".—Такъ нужно немножко больше
дырочку продѣлать... куколка отъ этого не сломается: какъ теперь, такъ и
тогда, все равно будетъ съ повязанной головой ходить. — Такой доводъ мнѣ